Форум » A window to the past » Sweet narcosis [17/08/1993] » Ответить

Sweet narcosis [17/08/1993]

Garrotte: • Место событий: Восточный пляж. [quote]Опрятная набережная, вдоль которой высажены высокие пирамидальные тополя, редкий белого цвета песок и не оставляющее никого равнодушным море делают его сказочным местом для отдыха. Летом в редкие погожие дни здесь много отдыхающих, а когда северная природа берет-таки свое, на пляже можно увидеть художников, желающих написать морской пейзаж, прогуливающиеся парочки и всех других романтиков, притянутых сюда неземной красотой этого места. [/quote] • Дата || Время: 17/08/1993 16:00-18:00 • Задействованные персонажи: Naadir, Garrotte Уже прошло два месяца с тех пор, как Гаррота обосновалась в Альдоре, но это место она открыла для себя впервые. Последние дни ознаменовались большим количеством беготни и насилия над разумом, неизбежно сопровождающими организацию чего-либо более сложного, чем поход в магазин за хлебом - а ведь сколотить стаю практически с нуля, до которого, не будем кривить душой и предаваться излишнему уважению к ближнему своему, ее довел Рид, явно будет посложней. Мудрые люди (да-да, среди них попадаются и такие!) однажды сказали очень уместное: "Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам", но забыли упомянуть, что в одиночку вкалывать за всех может разве что Бог... Да и то, работа последнего далековата от совершенства. Неприятной особенностью утомленного деятельного разума является привычка на каком-то этапе работы начинать искать в созданном им же плохие стороны и начинать самого себя грызть. Именно поэтому она и сбежала, оставив Рида в одиночестве преподавать новым адептам основы основ будущей Армии Тьмы и в глубине души надеясь, что ее не слишком ответственный товарищ не запорет все окончательно и не ввяжется в очередную драку за территории до тех пор, пока запас сил не станет необходимо достаточным. Нет, не думать, не думать! Марго закусила нижнюю губу и почувствовала знакомый вкус, не солоноватый, как принято думать, а отдающий немного молоком и чем-то еще родным и знакомым... Вместе с этим вкусом пришла и острая боль от прокушенной губы, окончательно вычистившая сознание от скверны совести и ответственности, и Гаррота впервые смогла отвлечься и осмотреть местность, в которую ее занесло. А занесло ее на пляж... О, демиург, она ведь даже бывала в порту, но ни разу толком не полюбовалась на море! Вот что значит - заработалась. Неожиданно приятным оказался соленый морской воздух, и даже холодный, совсем осенний ветер, заставлявший немногочисленных прохожих кутаться в плащи и швырявший в лицо колючие брызги, давал ей неописуемо острое ощущение жизни, Жизни с большой буквы, той, которой можно и нужно наслаждаться невзирая ни на пасмурный день, ни на арктические ветры, разметавшие недолгое северное лето словно грязную пену по берегу. Ну да ничего, зима - волчье время, и кому как не ей приветствовать ее с распростертыми объятьями! Маргарет обернулась к городу, серой громадой уходившему вверх от берега по склонам гор, и рассмеялась. Злорадно так, как и пристало будущему властелину всея мира.

Ответов - 4

Naadir: Сильный порыв ветра встревожил качающихся на волнах сонных чаек и те, испугавшись невидимой силы, с возмущёнными криками взлетели ввысь к хмурыми облаками - цветом своим последние напоминали промоченную перекисью вату, накрывшую собой холодные лучи уходящего за горизонт дневного светила, которое всё же успело оставить напоследок сюрреалистические алые разводы на осеннем небе и щекотливое предвкушение приближающихся сумерек. Тёмная вода Балтийского моря в ответ воздушной стихии беспокойно ударялась о белое побережье, ворчливо вспениваясь, норовя подарить редкому прохожему поучительную порцию солёных брызг, будто напоминая, что унынию и равнодушию человеческому здесь места нет и никогда не найдётся: перед бескрайним морским ликом грехи должны меркнуть и не превращать почерневшее море в вино, не смотря на зыбкую границу между реальным и выдуманным этого времени. Breathe, breathe in the air Don't be afraid to care Leave but don't leave me Look around and choose your own ground For long you live and high you fly And smiles you'll give and tears you'll cry And all you touch and all you see Is all your life will ever be. (с) Pink Floyd - Breathe Вишневые глаза беспрерывно смотрели вдаль. Наадир уже больше часа сидел на парапете восточной набережной. За все это время он почти не шевелился: лишь иногда Реб встряхивал головой, чтобы убрать со лба влажные от солёной воды волосы, либо белые песчинки, которые порой неприятно ударялись о худое лицо. Всем состоянием своим он напоминал зверя, сосредоточенно ожидающего неведомого для окружающих явления, но того, что заставило бы выжидать его не только часы, однако дни, недели, не зная ни голода, ни тоски, ни страха… Вдруг рядом с ним стало теплее, запах изменился и послышался женский смех, окончательно выведший Наадира из его оцепенения, заставляющий изменить позу - облокотиться спиной о фонарный столб, примыкающий к парапету, чтобы обратить взгляд непосредственно на виновницу его возвращения в мир живых. - Der Wolf ändert wohl das Haar, doch bleibt er, wie er war*. Вы недавно в этом городе? - глаза Реба приняли мечтательно выражение. *Волк каждый год линяет, а нрава не меняет - немецкая пословица

Garrotte: Ну надо же, оказывается даже в безраздельное уединение Марго и моря может затесаться кто-то незваный. Незваный, даже несмотря на то, что, положа руку на сердце, это она сама пришла к нему, совершенно не заметив по дороге какой-то асоциальный элемент, вольготно расположившийся прямо на парапете. Причем на парапете в той степени близости к волчице, в какой она обычно начинала чувствовать дискомфорт - если бы он чуть потянулся к ней, она ощутила бы на своем левом плече его горячее дыхание. Почему-то она была заранее уверена, что оно будет именно горячим и отдавать теплой шерстью и никак иначе. Момент был безвозвратно испорчен, серая громада города так и осталась ничейной, а по коже между лопатками Марго пробежались неприятные леденящие мурашки, словно тоненькие волоски ее человеческого тела могли ощериться, визуально увеличить ее и устрашить тем самым неведомую угрозу, невесть как умудрившуюся проскользнуть незамеченной для глаз и ушей так близко к сердцу. Последнее так и вовсе поперхнулось от такой неслыханной наглости всяких там незнакомцев, вот так безо всякого спросу лезущих к даме. - Wie bitte*? С каких это пор обращаться к незнакомой даме на иностранном языке стало образцом приличия? И уж тем более, - ее голос потихоньку набрался грудной мягкости, с какой она обычно с легкостью выкручивалась из щекотливых ситуаций, - какое вам должно быть дело до того, сколько несчастных лет своей жизни я отдала этой промозглой дыре? Если вы имеете на меня какие-то планы, вынуждена вас разочаровать... Пока ее язык на автомате порол какую-то откровенную чушь, она прикидывала обстановку. Выходило как-то не очень. Оборотень - а перед ней был именно он, без всякого сомнения - , похоже, чувствовал себя уверенно, а это могло означать три варианта исходной диспозиции: во-первых, он мог не знать, что разговаривает с представительницей, и, что уж там говорить, не последней, одной из наиболее влиятельных городских банд, пусть и ныне несколько сбавившей поголовье; во-вторых, это могла быть территория какой-нибудь другой банды, на которой он законно чувствовал себя хозяином; в-третьих, он мог быть представителем такой банды и знать об ослабленности ее собственной, и, чего уж там греха таить, упиваться возможностью отомстить. Последний вариант выглядел особенно безрадостно: ни от истинного-самца, ни уж тем более от одержимого, ей не сбежать. А отомстить, кроме Рида, особенно и некому. Кстати, о Риде. Что-то было в незнакомце, что заставляло думать о нем, вспоминать тепло его медовых глаз и уютные вечера, проведенные без особых излишеств за дешевым вином из ближайшего киоска и обсуждением мировых новостей, которыми их щедро кормил допотопный телевизор. Было это и неуловимое внешнее сходство (неуловимое, наверное, потому что Марго в свое время систематически просыпала лекции по антропологии, считая, что изучать человеческие лица, когда есть возможность разложить по полочкам тела, ей недосуг), и какая-то высокомерная неопрятность в одежде, словно говорящая собеседнику, что он слишком мелкая сошка, чтобы ради него встать и оправиться... Рид всегда был искренен с нею, и вечерние беседы для Марго стали отличной возможностью расслабиться и отрешиться от дел насущных. Вот только, стоило ей как-то нечаянно затронуть тему родственников, как Михаэль резко осекался, и в воздухе повисала неуютная, гнетущая тишина. Все, что Марго удалось узнать, да и то по большей части при помощи собственных агентурных каналов, - у Рида был брат. И он был очень опасен. ...но вот общее ощущение от этого незнакомого (незнакомого ли?) пожалуй все-таки истинного было совсем другим. Рид казался Марго неким вихрем, облаченным в темный дым, поднявшийся из самой Преисподней, чтобы насаждать зло направо и налево, но в то же время он буквально излучал тепло, и, оставшись наедине после долгого и трудного дня, можно было без всякой задней мысли зарыться носом и руками в густую жесткую шерсть, урча от удовольствия. Перед ней же сейчас, казалось, предстала фигура Рида, выполненная из карракского мрамора, совершенная и невыносимо холодная. Даже горячее дыхание оборотня казалось лишь ненавязчивой маскировкой этого адского холода. Тут ее взгляд наконец-то, словно это действие требовало от нее напряжения всех душевных сил, скользнул в сторону глаз оборотня... Поток ее собственной речи прервался. Марго почувствовала, что зрачки вдруг резко, до боли в радужке, сжались в едва видимые черные точки, окруженные беснующимся огнем ее рыжих глаз. Неожиданно не стало ни невыносимого быта, ни мерзкого ощущения от несомого ветром песка, бьющего по щекам, ни необходимости кровь из носу сколотить стаю из того что есть и сдержаться, удержать хотя бы клочок отвоеванной земли, чтобы потом, когда-нибудь взяться да покорить этот, пока еще неопрятный и серый, но многообещающий и молодой город, ни необходимости нет-нет да утирать украдкой предательские злые слезы. По всему телу пробежалось покалывание, и волчица неожиданно для себя осознала, что дышит не чаще пары вдохов в минуту. Мира не стало, как не стало и воздуха, пригодного для дыхания - все ее бытие оказалось заполнено тяжелым, словно оружейный калифорний, взглядом его невероятных темно-багровых глаз... Опиум – это млечный сок, получаемый из надрезанных головок опиумного мака (Papaver somniferum), содержащий около двадцати различных высокоактивных алкалоидов: морфина (3…23%), кодеина (0,3…2%), тебаина (0,2…1,02%), наркотина (до 10%), папаверина (0,5…1%) и других. Наиболее быстро и сильно действует внутривенно введенный опиум. Человек переживает так называемый «флэш» («вспышка», англ.) еще с иглой в вене, очень сильное осязательное ощущение по всему телу. Те наркоманы, кому «флэш» не нравится, вводят препарат медленнее. I фаза характеризуется чисто соматическими, телесными ощущениями тепла, волн, покалывания и т. д. Маргарет поняла, что еще немного - и она потеряет сознание прямо тут, на камне набережной, а это могло грозить парой ушибов и простуженной спиной. Этого нельзя было допустить ни при каких обстоятельствах, и она решительно отвела взгляд. Реальный мир с его промозглым ветром и мчащимися по небу рваными облаками тут же вернулся вновь. Она лишь чуть пошатнулась, но быстрее, чем мог бы уловить невнимательный взгляд, встала прямо, готовая к любому развитию событий. * Извините? (нем.) Для тех, кто не понял, Марго в своем уме, просто мне захотелось немного литературных экспериментов, а где этим заниматься, как не в воспоминаниях?

Naadir: Отверзлись медные зеницы, Как у испуганной волчицы… Реб созерцал её, не придавая особого значения словам, тонущим в шуме набегающих волн и непрерывном крике морских птиц, вместе с тем наслаждаясь близостью с этой кареглазой молодой особой, голос которой странным образом обволакивал теплом, умиротворял, будто и в холодном мире Наадира нашелся шерстяной, чуть колючий, клетчатый плед. Он не ошибся: девушка являлась истинным оборотнем, и ей не потребовалось много времени, чтобы также узнать в нём собрата. Опасение, поначалу повисшее между ними, как тонкая сеть паутины, перестало быть столь ощутимым. Ведь он, Наадир, не эпилептик одержимый. Он истинный. Обладатель статуса, который дает пинок её любопытству, вынуждает распутывать клубок из сотканных нитей собственного страха. Анализировать, вспоминать, волноваться, но упрямо не выдавать последнего. Одной мыслью сущность свою успокаивать, а иной снова вводить в кураж беспокойства неопределенности. От внимания Реба вдобавок не скрылось появившееся в ярких чуть раскосых очах узнавание. Впрочем, настолько поддернутое пеленой какого-то болезненного сомнения, что Наадир решил временно не замечать данного отклика на его внешность. - Извините, я не хотел вас обидеть, - Реб с легкостью спустился наземь. – Обращаться к незнакомой девушке на иностранном языке – моветон. Однако вы ответили, - он наклонил голову набок, а на устах неожиданно появилась сияющая улыбка. В ней не имело место превосходство, либо злорадство. Улыбка была добра, а взгляд наконец-таки встретился со взглядом молодой женщины. Хмельное пламя. Дурманящий запах цветущих каштанов. Метель цветов и снежинок, сошедшихся в танце, садящихся за шиворот. Они, покалывая и растекаясь каплями, снуя лепестками по телу, делают прозрачной рубашку и холодными руки… обман. Просто Восточное море с новой силой ударилось о побережье, поглощая собой белый песок, распугивая последних на сегодня гостей, окатывая их большей, чем ранее, порцией брызг. – Моё имя Реб, что я могу сделать для вас? – молодой человек не спеша протянул ей свою костлявую руку, давая время ударить, оттолкнуть, или принять знакомство. Нет, господа, хозяева жизни. Такая сама кого угодно приучит ходить в уродливых постромках и принимать за радость то, что нигде они не жмут, не натирают, не царапают. Рожденная управлять, подчинять и переписывать законы. Девушка, задолго до этой встречи ставшая на путь королевы. В его собственных расширившихся глазах под длинными темными ресницами промелькнуло что-то бесовское.


Garrotte: Когда она сделала, казалось, первый вдох за очень долгое время, - и, оказывается, уже успела к тому времени забыть насколько вкусен холодный морской воздух! - мир окончательно вернулся на свое место, не успев даже толком измениться. Лишь ее неожиданный собеседник успел спрыгнуть с парапета и обратиться к ней, без тени агрессивных намерений протянув руку - уж неизвестно, для рукопожатия или почтительного поцелуя, о которых со времен ее молодости господа что-то редко вспоминали. Вся ситуация настолько противоречила ее обычному мироощущению, что казалось фарсом, возможным только в самых свободных снах, когда мозг, вместо того чтобы спокойно обработать информацию и восстановить резерв питательных веществ, вдруг начинает предаваться самым развратным с точки зрения рассудка фантазиям. Ну не могло в строго распланированной и постоянно контролируемой жизни Марго быть вот таких встреч, больше напоминающих сценки из романов Ремарка, не могло быть у двух случайных прохожих общих тем для разговоров, пусть даже антураж располагал к поэтическому настрою ума, - разойтись бы по делам, да и дело с концом. Тем не менее, реальность была, и, как оказалось, звалась она Ребом, а выражение его физиономии не наводило и мысли о том, что они сейчас вот так просто раскланяются и невинно разойдутся... - Очень приятно, Маргарет, - заявила она, вполне искренне улыбнувшись и сама поразившись тому, насколько легко слова слетели с ее языка, не потребовав никаких обдумываний и просчетов на три хода вперед. Ну а действительно, ну что такого могло с ней сейчас произойти?.. Соображения насчет постоянной клановой вражды, в которой пребывало общество оборотней в последние годы и которую, какзлось, было невозможно вытравить из подкорки любыми средствами, улетучились, как эфир из разбитого флакона, оставив после себя головокружение и легкую степень недоумения. Впрочем все эти мысли пронеслись в ее голове с такой скоростью, что паузы в разговоре почти не последовало (к ее собственному удивлению!). - А сделать вы для меня можете, конечно, очень многое, но почему бы просто не отвести даму прочь с этого леденящего ветра? - потом напоить и изнасиловать. Она еле удержалась от того, чтобы не ляпнуть это вслух, но смешок сдержать не смогла. Ощущение покалывания то ли начало исчезать, то ли просто отступило перед изумлением от того, насколько ее собственный, всегда безупречный, как швейцарские часы, ум вдруг пренебрег законами логики и понесся куда-то бешеным карьером. Она тоже подала руку в ответ - после секундного колебания все же ладонью вниз, пусть заранее знает свое место и статус. Ну или же просто в Марго заговорила ее старомодная сущность, истосковавшаяся по промозглым и неуютным, почти как сейчас, парижским зимам, которые согревались только винами и голосом Пиаф, убеждавшим, что все идет по плану и лето непременно будет. Его прикосновение, вопреки ожиданиям, оказалось вполне себе теплым, но Марго без колебаний свалила это на то, что ее рука и так замерзла, - и почтительно-аккуратным, без той энергичности, с которой Рид любил встряхнуть руку своим деловым партнерам.



полная версия страницы